Образ жизни, нравы и обычаи почти
одинаковы во всех тридцати с лишком
заведениях, разница только в плате…
А. Куприн «Яма».
Вопрос о существовании проституции в Енисейске в виду особой культурно – нравственной специфики темы редко поднимается в краеведческой литературе. Отчасти это связано с активно формируемым образом города Енисейска, который представляется некоторыми авторами исключительно «Сибирским Иерусалимом». В то же время, существует и другая категория интересующихся прошлым города, которая стремиться рассмотреть его историю исключительно через призму публичных домов и кабацких заведений. И то и другое будет в корне не верно, так как по словам А.И. Татарниковой: «Проституция – традиционное явление, характерное для любого общества. Не смотря на пагубное влияние на различные стороны жизни, она была и остается одним из неотъемлемых элементов повседневной жизни».1
Безусловно, проблеме проституции, как формы некого «узаконенного», но все же, девиантного поведения в реалиях Российской империи, на сегодняшний день посвящен большой спектр научных работ, но узком плане, с проекцией на Енисейск, практически ничего нет. Хотя ряд небольших публикаций, касающихся общественной его жизни в период XIX – нач. ХХ вв. нередко упоминают о «продажной любви», но часто преподносят ее в совокупности с прочими отрицательными явлениями: пьянством, разбоем и пристрастию к азартным играм. Тем не менее, не исключаяявной взаимосвязи всех вышеназванных обстоятельств, постараемся раскрыть природу енисейской женской проституции в рамках XIX – нач. ХХ вв.
Наличие в Енисейске подобной проблемы не ускользнуло от современников. О женщинах, торгующих собой, в свое время упоминали М.Ф. Кривошапкин, А. Уманьский. Некоторые отрывочные сведенья встречаются в «Летописи…» А.И. Кытманова. Нередко о них рассказывалось на страницах периодической печати. Разумеется, данное явление было не новым для Енисейска, активно перекочевав из предшествующего столетия. Именно во второй половине XVIIIв.термин «проституция» начинает активно употребляться. До этого времени проституции, в понимании продажи женщиной своего тела за различные формы вознаграждения, как таковой, в России не существовало. Для патриархальных нравов Енисейска вполне была характерна общая для всей страны изолированность женщины. Ведь даже если мы обратимся к традициям семейных отношений, то вынуждены будем отметить, что брак чаще всего устраивался родителями жениха и невесты без всякого участия молодых, нередко суженные встречались первый раз только у алтаря.2 Но доминирование патриархальных порядков вовсе не гарантировало полное отсутствие блудниц в Енисейске. Возможно именно поэтому здесь, как и по всей страневопросы соблюдения нравственности выходят из под церковного надзора под юрисдикцию полиции. Хотя, если говорить о России в целом, то зачатки продажной любви здесь были известны еще с XVII столетия, развившись при кабаках и общественных банях не смотря на строгие преследование государства.3
Другое дело, что именно XIX в. с его бурным для региона периодом золотопромышленности, неминуемо привнес и отрицательные черты, в том числе и рост проституции, напрямую связанный с развитием золотой отрасли. Енисейск представлял собой метрополию северной и южной систем приисков: именно здесь вербовалась рабочая сила и отдельные специалисты, здесь же оседала по возвращению приисковая администрация. Говоря первой половине столетия, необходимо отметить, что енисейские проститутки еще не были объединены по конкретным организациям. В этот период времени они достаточно латентны. М.Ф. Кривошапкина писал: «При таком направлении развитие праздношатательства, пьянства и разврата, весьма нередко, что здешние девушки знают вино и готовы на все. Неизбежным же следствием такой жизни служит большое развитие болезни сифилис, тем более что здесь нет публичных домов, и все делается украдкой».4Как не сложно заметить, на данном этапе отсутствует сеть специализированных домов, открытие которых могло произойти только с разрешения полиции.Примечательно, что когда представители власти решили взглянуть на подобную проблему ближайшейАнцифировской волости, то «в списке явилось 230 таких промышленных личностей».5Здесь присутствует еще один любопытный момент:хотя с 1843 г. в Российской империи проституция – деятельность вполне легальная, на вышеуказанных примерах видно, что в здешнем населении еще господствуют нравственные ориентиры, сложившиеся под влиянием института церкви и благородных семейных традиций. Поэтому открытый промысел проституцией енисейским обществом на данном этапе еще активно порицается.
Помимо многоликой золотопромышленности, наводнившей город холостыми мужчинами в период приостановки работ на приисках, не стоит забывать о системном политическом бесправии женщин, которым приходилось искать себя в стремительно менявшемся мире. Здесь можно согласиться с С.Г. Куликовой, которая исследуя проблемы девиантизации русских женщин второй половины XIX – нач. ХХ вв. писала, что:«переоценка социально – нравственных ориентиров способствует девиантизации женского населения, в том числе распространению проституции».6Не меньшим злом, служащим причиной развития девиантного поведения у енисейских дам оставалось отсутствие элементарного образования. Не случайно, А.И. Кытманов, характеризуя общественную жизнь города начала XIX в., отмечал: «Женщины почти все были безграмотны. Жена первостатейного купца Кобычева была неграмотна, не смотря на то, что была дочерью протоиерея Ушакова, сестра ее тоже неграмотна».7Далее он приводит цифры на 1863 г., сообщая, что из 3070 женщин на тот период времени грамотных было только 210.8 И лишь открытие сначала женских училищ, а затем и гимназии и частных школ, несколько улучшило ситуацию. Первое женское училище было открыто в 1860 г., став первым в Восточной Сибири.9
Вторая половина столетия, ознаменованная серией либеральных реформ и первыми шагами в модернизации экономики, однако только отчасти затронули образ жизни малых сибирских городов. Проституция для них стала явным укоренившимся девиантным явлением. Тем не менее, как указывает П.А. Сунгуров: «Власть желала знать, каково реальное количество людей, втянутых в это асоциальное занятие».10Поэтому вскоре статистические комитеты губерний, используя отчеты Городских Управ, составили примерные характеристики положения дел, которые далеко не всегда соответствовали действительности. В этом плане помогла и Всероссийская перепись населения 1897 г., выявившая в Сибири 1480 человек, занимавшихся проституцией в порядке ремесла. Любопытно, что в Енисейской губернии было зарегистрировано всего 118 человек. Так же были выявлены и персоны мужского пола числом в 156 человек, промышляющих непотребными занятиями.11Безусловно, приведенные цифры нельзя считать окончательными, так как в учет попали только зарегистрированные, поэтому стоит только догадываться, сколько представителей древнейшей профессии осталось вне поля переписи. Кроме того, видимо, совершенно не учитывались в приведённой статистике и инородческие девицы (тунгуски, кето), нередко так же промышлявшие древним ремеслом.
Примерно в середине XIX в. городе открываются публичные дома, хотя дошедшие до нас описания этих заведений касаются только 1880-1890-х гг. Вот такое свидетельство оставил А. Уманьский: «Проституция в Енисейске не бросается резко в глаза, но тем не менее, она сильно развита, а особенно зимою».12 Как уже указывалось выше, в зимний период времени характеризовался обильным мужским контингентом, прибывающим из тайги, поэтому спрос на «развратных женщин» возрастал на столько, что местные жрицы любви уже не могли его удовлетворить. Поэтому часто прибегали к услугам иногородних: «Перед окончанием таежных работ, приезжают публичные женщины из Красноярска, или самостоятельно или подряжаемые содержателями заведений. Кроме нескольких домов терпимости, кажется, всех их около семи, (исследователь Т.А. Кискидосова пишет о пяти), промышляющие развратом женщины живут еще и на частных квартирах, иногда и по нескольку вместе, что составляет уже целое тайное заведение».13Как не сложно заметить, проституция в Енисейске к 1870 -1890-м гг. не только не сократилась, но и значительно расширилась, обзаведясь под надзором полиции и врача здешней больницы несколькими заведениями. Параллельно намечается некоторая дифференциация в среде местных «жриц любви» и среди них выявляются своего рода разряды: проститутки низшего разряда, численностью не более одной – двух девиц обычно населяли прибрежные и окраинные кабаки, а так же дешевые гостиницы. «Все эти пагубные заведения, кроме продажи водки в кредит, под залог вещей и с различными одуряющими примесями с «дурманом», как говорят в простонародье, служат открытыми и постоянными приютами для проституции, воров и беглых»14 — указывал корреспондент газеты «Биржа».Ему вторит врач А. А. Станкеев, осуществлявший санитарный надзор за учебными заведениями Енисейска и столкнувшийся с проблемой торгово – кабацких заведений: «Заведения эти содержатся неопрятно, почва их крайне загрязнена; присутствие их уже издали дает о себе знать особенным специфическим неприятным запахом».15
Особенно трудным было положение тех, кто «трудился» при береговых кабаках, издревле служивших местом притяжения криминальных элементов, называемых в народе «жиганами». Красочные описания «жиганов» – вечных обитателях кабака «Береговой» — оставил С.Я. Елпатьевский: «На солнышке у гостеприимных дверей «Берегового» кабака, прямо против моих окон сидят и лежат жиганы. Как сурки после зимней спячки, они вылезли из своих нор и в первый раз собрались на свой форум, с которого не сойдут все лето».16 Подобная публика была главным потребителем распутниц низшего разряда, когда случались деньги. Однако хуже всех приходилось девицам, «промышляющим» на приисках и приисковых дорогах. Некоторые барышни из этой когорты обслуживали клиентов как по придорожным харчевням, так и нередко проникали извилистыми таежными тропами вместе с профессиональными «спиртоносами» в казармы приисковых рабочих. Стоит отметить, что процент таких «проникновений» был не велик и очень быстро пресекался служащими приисковых администраций, хотя атаки «спиртоносов» так предотвратить и не удалось. Обычно они объявлялись на промыслах в июне, когда рабочий отрабатывал задаток и имел возможность получить все необходимое в промысловой лавке. Больше всего «набегов» «спиртоносов» было в августе – перед выходом рабочих из тайги.17Жизньтаежной проститутки в этих случаях была наполнена опасными приключениями, нередко заканчивающихся гибелью на лесных дорогах.
Куда спокойнее жилось таким барышням в стенах официальных публичных домов. Женщины, жившие в них, освобождались от многих бытовых проблем, ведь хозяйка (по закону владелицей борделя могла быть только женщина), обеспечивала им кров, еду и защиту. Но и там бесправие обитателей было гарантировано. Когда весной – летом город пустел – мужское трудоспособное население отбывало на прииски – «дома тайных свиданий» несли значительные убытки, а содержанкам приходилось работать буквально за еду. Еще в 1843 г., правительство, признав свое бессилие победить скрытых проституток, пошло на меры, способствовавшие их признанию. Одновременно был разработан первый в России комплекс нормативных документов, носивших общегосударственный характер.18 Здесь особо можно выделить циркуляр Медицинского департамента Министерства внутренних дел от 23 октября 1843 г. «О мерах к недопущению распространения любострастной болезни», «Правила для содержательниц домов терпимости» от 29 мая 1844 г. и «Правила для публичных женщин» того же года. Интересно, что согласно «Правилам», содержательница публичного дома несла ответственность за здоровье и поведение своих подопечных, обязывалась предоставлять полицейско – санитарной комиссии всех женщин на обязательное освидетельствование. Все данные комиссии обязательно записывались в книжечки желтого цвета, так называемые «желтые билеты», в которых обязательно указывались приметы обладательницы, возраст и особые приметы, а позднее – вклеивалась фотокарточка.
Нельзя не сказать и о «любострастной болезни», ставшей для Восточной Сибири во вт. пол. XIX в. заметной проблемой при довольно скудной медицинской помощи населению в условиях скромного штата врачебного персонала. Особенно трудно дело обстояло в сельской местности. Хотя история развития врачебного дела в Енисейской губернии во многом лежит за рамками данной статьи, отметим, что в своих «Очерках современного положения сельской врачебной помощи», В. М. Крутовскийписал: «Организация врачебной помощи сельскому населению в Енисейской губернии до 1898 г. была такова: на каждый уезд полагается один сельский врач и три фельдшера. Сельских лечебниц не было ни одной во всей губернии…».19Поэтому, при распространении заболеваний, в том числе и венерических, местному населению приходилось полагаться на собственные силы. И здесь нашим подвижницам древнего ремесла отводилась роль главных распространительниц заболеваний. Особо стоит выделить сифилис, который в период Первой Мировой войны приобрел формы эпидемии. Особенно страдал Красноярск, в котором был сосредоточен значительный воинский контингент. По словам Н.М. Знаменского:«Призванный на военную службу спешит в публичный дом, получает там болезнь, и предает ее половым путем своей жене и случайным связям, а вне неполовым путем – своим детям и товарищам по службе».20Забегая вперед, все же стоит сказать, что усилиями красноярской общественности, в 1914 г. все публичные дома в городе были закрыты. Так же, еще в 1911 г. здесь была открыта больница для венерических больных. Проститутки находились на острие риска, и если официально зарегистрированные хотя бы изредка освидетельствовались, то не выявленныедамы никакому осмотру, конечно, не подвергались. Но и прошедшие медицинский осмотр дамы вовсе не являлись безопасными для общества – так как их учет поистине, велся с горем пополам. Комичный случай произошел в 1896 г., когда по запросу в красноярское городское полицейское управление по делу учета проституток, там ответили, что такого не имеется. К тому же, сам процент выявленных сифилитиков был неполным, так как состоятельные больные старались не регистрировать свой диагноз, выписывая врача на дом, а беднота так же старалась миновать лазарет, обращаясь к всевозможным старухам, знахарям и лекаркам. Таким образом, в том же Красноярске, в результате сверки документов учета движения больных, получилась следующая картина по сословиям на 1893 г.: дворян -3,8%, купцов и мещан – 9,5%, духовенства -1%, военных -22,0%, крестьян-14,3% и поселенцев -30,6%.21 Таким образом, категория ссыльных, наряду со жрицами любви, вносила свою лепту в распространении заболеваний.
Возвращаясь к Енисейску, отметим, что существующим в нем публичным домам было отведено специальное место – I-й участок улицы Кузнечной (сегодня ул. Рабоче – Крестьянская) в енисейском заречье. Река Мельничная при этом становилась своеобразным рубежом, разделяющим город в этот период времени. Современник тех событий, наблюдавший енисейскую жизнь, А. Уманьский писал: «Заречинская часть города самая грязная, на ней сосредоточены, преимущественно на Кузнечной улице, множество публичных домов и кабаков.Домики в ней большей частью небольшие и живет в них беднота».22Здесь важно отметить, что вопреки мнению некоторых современных знатоков енисейской жизни, публичные дома никогда не располагали в центре, тем более, в купеческих усадьбах, так как само по себе это не соответствовало нормативным предписаниям эпохи. Здесь имеет интерес взглянуть на социальный и национальный состав «жриц любви». Доминирующие национальностью среди этих енисейских барышень были русские, а по социальному составу – крестьянки, мигрировавшие в город в поисках лучшей доли. Похожая картина наблюдалась и в Красноярске, где из 63 зарегистрированных проституток 47 являлись крестьянками.23
Енисейская Городска Дума нашла, как использовать эти заведение на благо бюджета, что, в общем, было распространенной практикой: с них стали брать налог, приравняв в этом свете, к трактирам. Как писал А.И. Кытманов: «Безобразию кабацкой торговли помогали и дома терпимости, которые Дума сравняла с трактирными заведениями, обложив их тем же сбором в пользу города. Дома эти свели себе гнездо на Кузнечной улице и очень не нравились владельцам того околотка».24Постепенно общественность поднималась против данных заведений. Например, в 1890 г. призывы курских жителей к властям закрыть местные бордели, привели в 1907 г. к указу губернатора о закрытии домов терпимости в г. Курске в месячный срок.25 По примеру жителей Курска, в том же году енисейский купец А.В. Паникоровский, а по совместительству еще и гласный Городской Думы, так же вышел с предложением отодвинуть эти заведения подальше от Толчейного моста и реки Мельничной, где традиционно проезжало большое количество людей. Примечательно, что содержательницы публичных домов дружно обратились к губернатору, с жалобой на притеснения и обложения налогом в пользу города. И губернское присутствие налог отменило. Тогда енисейсцы подали встречную жалобу, но уже в Сенат. Увы, но по примеру жителей Курска нашим общественникам не удалось избавить город от притонов, популярности которым прибавляли и ссыльнопоселенцы – уголовники. «Ссылка эта приносит чистейший вред краю; отрицать вред ее для Сибири и признавать пользу и необходимость могут только люди, не жившие в Сибири и не видевшие эту массу ссыльных»26 — замечал корреспондент «Биржевых Ведомостей».
Бытовая история Енисейска знала и случаи выхода бывших публичных женщин из профессии при удачном замужестве, но это касалось только «высокоразрядных дам», по выражению А. Уманьского: «поступивших на содержание к кому- либо из таежных хозяев или служащих. Долгое сожительство создавало привычку, которая под старость нередко заканчивается браком».27Иногда енисейские проститутки даже становились роковыми женщинами, из –за которых совершались отчаянные поступки. Так, в 1877 г. в городе прошла череда самоубийств, среди которых современниками отмечался поступок молодого еврея, «повесившегося от любви к женщине развратного поведения».28Тяжелая жизнь толкала на самоубийство и самих «падших женщин», даже, казалось бы, покончивших со своим ремеслом. Так в «Сибирской Газете» был описан такой случай: «На днях одна незамужняя женщина, из бывших проституток, сделала выстрел себе в грудь; пуля, хотя извлечена, но на выздоровление нет надежды. Эта женщина уже не раз еще в Иркутске покушалась на самоубийство, что объясняют страшной ревностью, потому что в день катастрофы ее возлюбленный на тройке лошадей с бубенцами, полкал по улицам с известною здесь «Широчихой»».29
Желающие не марать своей чести посещением притонов, обращались к услугам местных сводниц, среди которых встречалось немало колоритных фигур. Источники того времени часто называют некую «Варвару с гитарой». По свидетельству того же Уманьского: «Кроме утвержденных и тайных домов терпимости, имеются для богатых лиц сводни, из которых одна пользуется большой известностью под именем «Варвары с гитарой»».30Ранее считалось, что «Варвара с гитарой» — это название заведения, теперь уже точно известно, что под звучным псевдонимом скрывалась личность, промышлявшая как тайным сводничеством для состоятельных людей, так и содержанием «домиков для свиданий». «Да, я давно замечал этот серенький дом, но сперва не обращал на него внимания; когда же узнал, что это место приятного свидания, то не думал, чтоб оно могло наносить большой вред обитателям. Прислушавшись к вздохам, стонам и даже громко выражаемым жалобам, я понял, что, не смотря на свою популярность, это – тайный притон. В этой таинственности и заключается вся завлекательная низость Варвары»31— признавался корреспондент «Сибирского Листка». Вообще нечасто приходилось встречать корреспонденции, в которых затрагивали эту «почетную даму», а между тем, ее деятельность приобрела явно выраженный характер целой сети таких заведений. Не случайно в том же «Сибирском Листке» отмечалось: «К несчастью, по своей тлетворной деятельности она заслуживает более серьезного внимания, и мне кажется, если уж приходится бороться с грязью, то борьбу нужно довести до конца: постараться вырвать с корнем эту сибирско – енисейскую язву. А корни Варвара пустила серьезные, если начертить – сеть выйдет обширная…».32
Вместе с тем, официально зарегистрированные публичные дома не гарантировали распространения проституции за пределы установленных норм. И во второй половине XIX в. наряду с легальными «ремесленницами», продолжали практику и латентные проститутки. «В Енисейске, кроме так называемых публичных домов, существуют проститутки, занимающиеся своим ремеслом втихомолку или под видом торговли в питейных или съестных лавочках»33 — замечал корреспондент газеты «Сибирь». В начале ХХ в. особые любительницы решались предлагать себя через объявления в газетах, правда, это встречалось только в крупных городах. В октябре 1908 г. вышло положение «Об организации надзора за городской проституцией в империи». В целом, этот документ повторял собой циркуляры 1843-1844 гг. с некоторыми сокращениями и ограничениями. Из новых запретов, например, запрещалось заниматься проституцией лицам, не достигшим 21 года. Постепенно, государство переходило от издания подзаконных циркуляров Министерства внутренних дел к полноправным законоположениям, призванным ограничить институт проституции в стране. И такой закон под названием «О мерах пресечения торга женщинами в целях разврата» был утвержден императором Николаем II 25 декабря 1909 г. Теперь жестко наказывалось даже сводничество: «Виновный в сводничестве для непотребства лица женского пола, не достигшего 21 года, наказывается заключением в тюрьмы».34Интересно, что в Енисейске дамы, промышляющие продажной любовью, были зарегистрированы в возрасте 20 лет, в Красноярске – так же 20, а в Канске -17 лет.35И это не случайно, та как согласно исследованиям, проведенным В.М. Крутовского: «Женщины в наших местах (Енисейская губерния, прим. авт.) сравнительно поздно делаются зрелыми в половом отношении».36Так же законом каралось всякое принуждение к занятию «непотребством» женщин любого возраста, а так же их вывоз за рубеж с целью занятия проституцией.
Ужесточение законодательства и общее порицание в обществе все же не смогли полностью оградить жителей Енисейска от публичных женщин, что усугублялось ухудшением экономической жизни города, влекшей к обеднению населения, вынужденного добывать средства к существованию разными способами. Не случайно ряд исследователей сходится во мнении, что среди причин, толкавших женщину на этот путь, чаще всего назывались социальные мотивы: нужда, скудость средств, усталость от тяжелой физической работы. В то же время, само государство, столетиями осуществлявшее карательную политику в отношении «жриц любви», в итоге пришло к их легализации с целью улучшения контроля над отраслью. Контроль осуществлялся с помощью совершенствовавшейся системы нормативных актов, которые с некоторыми изменениями просуществовали до конца существования самой империи.
Научный сотрудник фондов ЕКМ
Ромашков Ю.В.
